Когда в угрюмый час ночной,
Однажды, бледный и больной,
Над грудой книг работал я,
Ко мне, в минуту забытья,
Невнятный стук дошел извне,
Как будто кто стучал ко мне,
Тихонько в дверь мою стучал --
И я, взволнованный, сказал:
"Должно быть так, наверно, так -
То поздний путник в этот мрак
Стучится в дверь, стучит ко мне
И робко просится извне
В приют жилища моего:
То гость -- и больше ничего".

То было в хмуром декабре.
Стояла стужа на дворе,
В камине уголь догорал
И, потухая, обливал
Багряным светом потолок,
И я читал... но я не мог
Увлечься мудростью страниц...
В тени опущенных ресниц
Носился образ предо мной
Подруги светлой, неземной,
Чей дух средь ангельских имен
Ленорой в небе наречен,
Но здесь, исчезнув без следа,
Утратил имя -- навсегда!

А шорох шелковых завес
Меня ласкал -- и в мир чудес
Я, будто сонный, улетал,
И страх, мне чуждый, проникал
В мою встревоженную грудь.
Тогда, желая чем-нибудь
Биенье сердца укротить,
Я стал рассеянно твердить:
"То поздний гость стучит ко мне
И робко просится извне,
В приют жилища моего:
То гость -- и больше ничего".

От звука собственных речей
Я ощутил себя храбрей
И внятно, громко произнес:
"Кого бы случай ни принес,
Кто вы, скажите, я молю,
Просящий входа в дверь мою?
Простите мне: ваш легкий стук
Имел такой неясный звук,
Что, я клянусь, казалось мне,
Я услыхал его во сне".
Тогда, собрав остаток сил,
Я настежь дверь свою открыл:
Вокруг жилища моего
Был мрак -- и больше ничего.

Застыв на месте, я впотьмах
Изведал снова тот же страх,
И средь полночной тишины
Передо мной витали сны,
Каких в обители земной
Не знал никто -- никто живой!
Но все по-прежнему кругом
Молчало в сумраке ночном,
Лишь звук один я услыхал:
"Ленора!" -- кто-то прошептал...
Увы! я сам то имя звал,
И эхо нелюдимых скал
В ответ шепнуло мне его,
Тот звук -- и больше ничего.

Я снова в комнату вошел,
И снова стук ко мне дошел
Сильней и резче, -- и опять
Я стал тревожно повторять:
"Я убежден, уверен в том,
Что кто-то скрылся за окном.
Я должен выведать секрет,
Дознаться, прав я или нет?
Пускай лишь сердце отдохнет, -
Оно, наверное, найдет
Разгадку страха моего:
То вихрь -- и больше ничего".

С тревогой штору поднял я -
И, звучно крыльями шумя,
Огромный ворон пролетел
Спокойно, медленно -- и сел
Без церемоний, без затей,
Над дверью комнаты моей.
На бюст Паллады взгромоздясь,
На нем удобно поместясь,
Серьезен, холоден, угрюм,
Как будто полон важных дум,
Как будто прислан от кого, -
Он сел - и больше ничего.

И этот гость угрюмый мой
Своею строгостью немой
Улыбку вызвал у меня.
"Старинный ворон! -- молвил я, --
Хоть ты без шлема и щита,
Но видно кровь твоя чиста,
Страны полуночной гонец!
Скажи мне, храбрый молодец,
Как звать тебя? Поведай мне
Свой титул в доблестной стране,
Тебя направившей сюда?"
Он каркнул: "Больше-никогда!"

Я был не мало изумлен,
Что на вопрос ответил он.
Конечно, вздорный этот крик
Мне в раны сердца не проник,
Но кто же видел из людей
Над дверью комнаты своей,
На белом бюсте, в вышине,
И на яву, а не во сне,
Такую птицу пред собой,
Чтоб речью внятною людской
Сказала имя без труда,
Назвавшись: Больше-никогда?!

Но ворон был угрюм и нем.
Он удовольствовался тем,
Что слово страшное сказал, -
Как будто в нем он исчерпал
Всю глубь души - и сверх того
Не мог добавить ничего.
Он все недвижным пребывал,
И я рассеянно шептал:
"Мои надежды и друзья
Давно покинули меня...
Пройдут часы, исчезнет ночь --
Уйдет и он за нею прочь,
Увы, и он уйдет туда!.."
Он каркнул: "Больше никогда!"

Вся поэма не подходит по "лимиту размера сообщений", поэтому продолжение в сообщении ниже:

Такой осмысленный ответ
Меня смутил. "Сомненья нет, --
Подумал я, -- печали стон
Им был случайно заучен.
Ему внушил припев один
Его покойный господин.
То был несчастный человек,
Гонимый горем целый век,
Привыкший плакать и грустить,
И ворон стал за ним твердить
Слова любимые его,
Когда из сердца своего
К мечтам, погибшим без следа,
Взывал он: "Больше никогда!"

Но ворон вновь меня развлек,
И тотчас кресло я привлек
Поближе к бюсту и к дверям
Напротив ворона -- и там,
В подушках бархатных своих,
Я приютился и затих,
Стараясь сердцем разгадать,
Стремясь добиться и узнать,
О чем тот ворон думать мог,
Худой, уродливый пророк,
Печальный ворон древних дней,
И что таил в душе своей,
И что сказать хотел, когда
Он каркал: "Больше никогда?"

И я прервал беседу с ним,
Отдавшись помыслам своим,
А он пронизывал меня
Глазами, полными огня --
И я над тайной роковой
Тем глубже мучился душой,
Склонившись на руку челом...
А лампа трепетным лучом
Ласкала бархат голубой,
Где след головки неземной
Еще, казалось, не остыл,
Головки той, что я любил,
И что кудрей своих сюда
Не склонит больше никогда!..

И в этот миг казалось мне,
Как будто в сонной тишине
Курился ладан из кадил,
И будто рой небесных сил
Носился в комнате без слов,
И будто вдоль моих ковров
Святой, невидимой толпы
Скользили легкие стопы...
И я с надеждою вскричал:
"Господь! Ты ангелов прислал
Меня забвеньем упоить...
О! дай Ленору мне забыть!"
Но мрачный ворон, как всегда,
Мне каркнул: "Больше никогда!"

"О, дух иль тварь, предвестник бед,
Печальный ворон древних лет! --
Воскликнул я. -- Будь образ твой
Извергнут бурею ночной
Иль послан дьяволом самим,
Я вижу -- ты неустрашим:
Поведай мне, молю тебя:
Дает ли жалкая земля,
Страна скорбей -- дает ли нам
Она забвения бальзам?
Дождусь ли я спокойных дней,
Когда над горестью моей
Промчатся многие года?"
Он каркнул: "Больше никогда!"

И я сказал: "О, ворон злой,
Предвестник бед, мучитель мой!
Во имя правды и добра,
Скажи во имя божества,
Перед которым оба мы
Склоняем гордые главы,
Поведай горестной душе,
Скажи, дано ли будет мне
Прижать к груди, обнять в раю
Ленору светлую мою?
Увижу ль я в гробу немом
Ее на небе голубом?
Ее увижу ль я тогда?
Он каркнул: "Больше никогда!"

И я вскричал, рассвирепев:
"Пускай же дикий твой припев
Разлуку нашу возвестит,
И пусть твой образ улетит
В страну, где призраки живут
И бури вечные ревут!
Покинь мой бюст и сгинь скорей
За дверью комнаты моей!
Вернись опять ко тьме ночной!
Не смей пушинки ни одной
С печальных крыльев уронить,
Чтоб мог я ложь твою забыть!
Исчезни, ворон, без следа!.."
Он каркнул: "Больше никогда!"

Итак, храня угрюмый вид,
Тот ворон все еще сидит,
Еще сидит передо мной,
Как демон злобный и немой;
А лампа яркая, как день,
Вверху блестит, бросая тень-
Той птицы тень - вокруг меня,
И в этой тьме душа моя
Скорбит, подавлена тоской,
И в сумрак тени роковой
Любви и счастия звезда
Не глянет -- больше никогда!!

Перевод С. Андреевского, 1878
Оригинал: Edgar Allan Poe, 1845

Над кровавым полем брани
Черный ворон пролетал,
Созерцая солнца грани
И вершин стальной оскал.

Над пустой равниной поля,
Среди мрачных облаков,
Был свободен поневоле,
И не знал людских оков.

А на месте страшной битвы,
Средь песка и средь камней,
Видел воина черный ворон,
Чья душа в сто крат черней.

Он лежал, копьем пронзенный,
В небеса подняв свой взор,
На страданья обреченный,
Средь седых и мрачных гор.

А напротив видел ворон,
Средь разбросанных клинков
Воина, чей лик света полон,
И чья благородна кровь.

На кровавом поле битвы,
Посреди кровавых тел,
Взором, что острее бритвы,
Ворон их двоих узрел.

Здесь на этом поле брани,
На чужой сырой земле,
По приказу чьей-то длани,
Сотни душ слились в борьбе.

Тут два войска схлестнулись,
Обнажив мечей оскал,
Войны кровью захлебнулись,
Меж седых и мрачных скал.

Здесь на каменной равнине,
Свет и Тьма в борьбе слились,
Помнят горы и поныне,
Как две армии сплелись.
И в тела отважных воинов,
Копья жалами впились,
И из их луженых глоток
Крики ярости рвались.

А теперь лишь ворон видит,
Свет и Тьму в глазах врагов,
Что друг друга ненавидят,
Умирая, средь снегов…

И не тронул черный ворон,
Двух израненных врагов,
И поднялся в небеса он,
И исчез средь облаков…

К сожалению автора не помню...

Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он:
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он,
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
"Востань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей."
(Александр Пушкин)

Добавлено (03.12.2008, 19:38)
---------------------------------------------
Всю жизнь искал я счастья, но без Бога
О Боге от себя я мысли гнал
Манила в даль широкая дорога
И в той дороге счастья я искал

"Бери от жизни всё"- шептал мне голос нежно
"Ты молод и красив, бери от жизни всё"
И бросился я в океан безбрежный
И закрутилось жизни колесо

Оно крутилось долго и безмерно
Я увлекался всем чем только мог
"Вот это счастье"- думал я наверно
Зачем, зачем мне нужен Бог

Для молодых не существует Бога
Бог нужен только старикам
А мне до старости жить очень много,
И скоро счастья я достигну сам

Улыбкой нежной даль меня манила
И мне казалось счаслив я порой
Но вновь кружась, далёко уходила
И улыбалось мне улыбкой злой

Порой казалось я уже у цели
И счатье льётся, льётся через край
Но вот мои надежды улетели
И молодость мне крикнула, прощай

Как, почему прощай, я протестую
Остановись, скорей вернись назад
Из рук моих тебя, не отпущу я
Мне на пути не может быть преград

А годы шли и молодость промчалась
устал и я на жизненном пути
и колесо крутиться перестало
А счастье я не смог найти

Скажите, где оно и на какой дороге
Быть может мимо я прошёл и не узнал
И слушу голос я: "Всё счастье в Боге,
Которого всю жизнь ты отвергал".
(Автор неизвестен).

Один у окна – седовласый,
Всё время дышал тяжело:
(Вчера выходил из сберкассы,
И сердце его подвело.)

Другой помоложе – у входа:
(На стройке упал с вышины).
И видеть он мог: от прохода
До двери в проёме стены.

Негусто. Но что тут поделать,
Когда неподвижна спина.
Просил пожилого поведать
Что видно ему из окна?

Услышал: «Я вижу берёзы,
И с чистыми водами пруд.
Там стайкою кружат стрекозы
И лилии пышно цветут.

А в синем просторе небесном
Плывут корабли-облака.
О, как же природу чудесно
Создателя пишет рука!»

И тот, что у двери, соседу
Завидовал: «Мне бы там лечь.
Смотрел бы на прелесть всю эту,
Чтоб боль и унынье отвлечь…»

Уставившись на половицы,
Мечтал он теперь о другом:
О жизни за дверью больницы –
И мысли окутались сном…

А ночью от хрипа проснулся:
Старик стал прерывно дышать.
И только рукой потянулся
«Тревожную» кнопку нажать,

Но вдруг передумал: «Не стану,
Я лучше покрепче засну.
А утром, быть может, по плану
Меня переложат к окну».

Не трудно о том догадаться –
Судьба «улыбнулась» ему:
Ценою умершего старца
Он смог переехать к окну.

И лёжа на «новой» кровати
Просил занавески раскрыть.
Но девушка в белом халате
Вдруг стала ему говорить:
- Там нет живописного вида,
Не стоит вам даже смотреть.
- И всё же, уважь инвалида,
Хочу я на мир поглядеть.

Сестричка, хотя удивилась,
Отдёрнула шторы окна.

И взору бедняги открылась
Сплошная глухая стена.

- А где же берёзки и лилии,
Что видел старик тот больной?
Где пышных цветов изобилие
И неба простор голубой?

- Не хочется мне вас обидеть, –
Сказала сестричка в ответ. –
Не мог он всё это увидеть,
Вам видно пригрезилось.

- Нет!
Такое в бреду не приснится;
Я даже как будто окреп.
- Больной тот, – прервала сестрица, –
Был отроду полностью слеп…
Иное – духовное – зренье
Имел тот усопший старик:
Он видел красоты творенья,
Где все остальные – тупик.

Как важно открыть сердце Богу;
ПОВЕРИТЬ в победу Креста!
Чтоб серую жизни дорогу
Увидеть глазами Христа.

Юрий Вилюгов